Отцеубийца, братоубийца, сестроубийца, насильник, лжец, заговорщик, само порождение греха, таков был Уми Мурамаса, одиноко стоящий на коленях над безымянной могилой, что стояла далеко за пределами селения, в котором он родился и вырос. Каждый день, каждую треклятую ночь какую он мог позволить себе, он каялся во всех своих грехах повторяя про себя. Отцеубийца, братоубийца, сестроубийца, детоубийца, насильник, лжец, заговорщик. Только здесь в тени сокрытого леса на берегу родных ему вод он мог позволить себе то, чего не мог позволить более нигде. Он каялся в своих грехах, роняя на землю, где отец похоронил свою единственную дочь, кровавые слёзы, что разбиваясь о твердь тут же вырастали в кроваво-алые стальные цветы, теперь он был единственным, кто оставлял хоть что-то на ее могиле.
Мурамаса Сэтору, Мурамаса Акено, Мурамаса Арата, Мурамаса Юми... Он мог продолжать повторять эти и прочие имена, чьи жизни он забрал в тот день, в дни до этого и в дни после, почти бесконечно. Он помнил их всех, каждого, и каждый раз закрывая глаза он видел их лица, из посмертные маски, когда он переставал слышать прочие звуки, он слышал их предсмертные крики и последние слова. Он помнил их всех и не мог их забыть, это было не чем-то простым, что он мог бы так просто выкинуть из головы.
⁃ И что же ты сделаешь, сын мой? - отрешенно шептал отец, сдаваясь на волю нового Айнкаге.
⁃ Брат, прости меня... - улыбаясь и плача шептал Акено, проводя окровавленной рукой по щеке младшего, испуская последний вздох от смертельной раны.
⁃ Ты мерзкий ублюдок! - в ярости кричал Арата, занося меч для удара, который так никогда и не случится.
⁃ За что, братик? - хрипела сестра, пока он насиловал и душил ее, роняя слёзы.
⁃ Не можешь... - шипел в ярости Уми своему отцу в тот день, когда на самом деле перестал быть Мурамаса.
Ему хотелось кричать от злобы, хотелось порвать свою глотку, хотелось вонзить меч, что некогда принадлежал его отцу, в своё же мерзкое, чёрное, давно остановившееся сердце. Маленькому мальчику Уми Мурамаса, что каждый день каялся за свои неисчислимые грехи хотелось покончить всем этим, и раз он не мог обрести искупления, то его ждали все круги и муки всех преисподней, но что-то останавливало, когда после очередного крика в бездну полную отчаяния он доставал меч и заносил ради ритуального самоубийства, и это что-то приходило далеко не извне. Этим чем-то был он сам. Та самая тварь, которая звалась Умиданом Мэтталом, что будто тень, жившая собственной жизнью отделялась от тела своего хозяина и останавливала меч, улыбаясь своему покровителю кровавым оскалом.
⁃ Ты недостоин смерти, Кровавый Айнкаге. - шептал его личный дьявол, упиваясь его болью и страхом. - Тебе нет прощения и не будет искупления грехам твоим. Но нужно ли оно тебе, демон в человечьем обличии? -
Каждый раз этот дьявол останавливал его, каждый раз он нашёптывал ему о том, что не стоит искать искупления, каждый раз говорил ему, что его грехи - благо, которое он нёс великому клану. Он всегда делал всё ради Мурамаса, он единственный старался ради своей семьи, но семья этого не понимала, нет, все они, все они были лишь жалкими букашками, недостойными своего великого рода, недостойными даже его мона. Они были слабы, а ты, только ты, ты всегда был силён. Когда благородный Сэтору, Бог Войны, Бог Смерти, Первый Айнкаге падал в пустоту собственного бессилия, только ты, только ты маленький Мурамаса протянул ему руку, но что он сделал? Он отрубил её, вонзил твой же клинок тебе в глаз, лишил тебя чести, титула, дома. Лишил себя величайшего дара.
⁃ Это не ты отрёкся от слабого клана! ЭТО СЛАБЫЙ КЛАН ОТРЁКСЯ ОТ ТЕБЯ, ЕДИНСТВЕННОГО СПАСИТЕЛЯ! - кричал яростно дьявол, брызжа кровавой слюной на лицо демону, что никогда не поднимал меча просто так.
Они передали тебе великую миссию, великую мысль, от которой отреклись все эти слабаки. Они предали свои же идеалы, они назвали тебя чудовищем, лишь из-за того, что ты посмел следовать их словам. Они были созданы для того, чтобы вершить судьбы, а сами затем предали самих себя. Нет ничего постыднее слабости, а их слабость была смертным приговором всему клану.
А ты всегда делал все ради семьи. Лишь ты один нёс на себе это бремя, этот крест, ты знал, что никто более не способен и ты знал, ты уже тогда знал, что их не вернуть на истинный путь. Ты знал, если зараза проникла так глубоко, то гнилые ноги надо отрубать, гнилые руки надо было отрубать. Смертельно больному неизлечимой болезнью нельзя помочь, только милосердие. И ты дал его, дал его всем тем, кто по-настоящему пал во грехе. Ты был справедлив, ты был прав, только ты один должен был остаться, чтобы повести клан вперёд. Только ты один мог возродить из пепла эту тлеющую империю, ту, что десятилетиями возводили твои дяди, деды и отец. Но он отрёкся от себя и своего клана и больше не имел права называться Айнкаге!
И Уми Мурамаса вспоминал, как резал без разбора тех, на кого указывали ему клиенты «Бога Смерти», потому что он был носителем силы. И он же был самым слабым, подчиняясь тем, кто давал ему эти грязные деньги за то, чтобы он делал за них всю эту грязную работу.
Вспоминал, как подошёл к Акено, всаживая этому слабаку катану глубоко в сердце, пронзая его насквозь, пока этот идиот плакал. Вначале от счастья, не знаю о предательстве брата и веря в его искупление ещё тогда, пытаясь извиниться за то, что не смог помочь ему в трудный для него час.
Вспоминал, как глупо смотрелся средний братец Арата, что с детской игрушкой вместо клинка посмел набросился на сильнейшего из живущих Мурамаса. С катаной, которую ему помогал выковать Уми сам, которую Арата ласково назвал «Верный братьям».
Вспоминал, как легко поддалась ему эта фарфоровая кукла, разоруженная даже без боя, и что могла лишь плакать, пока он дарил ей настоящее удовольствие, в отличии от их старика. Пока он плакал, плакал навзрыд, воя словно раненный зверь, механически двигаясь внутри неё и душа, пока она хрипела в непонимании. Почему братик Уми так меня ненавидит? Почему он кричит, словно от ужаса и боли, кричит и бьет меня, кричит: «Почему ты, а не Я!?»
Вспоминал, как легко отец сдал ему тот бой и был убит так позорно, что даже тело его не осталось в этом мире, развеянное по ветру имя. И с какой болью отец смотрел на молодое отражение себя, понимая, какое чудовище своими словами и действиями он сотворил. Это была лишь его вина.
Он стоял, будто отрешенный от всего мира, даже не слыша гласа своего дьявола, продолжал стоять на коленях и ронять тяжелые, горькие красные слёзы, что рассыпались алыми цветами на могиле его сестры. Лишь сильный порыв ветра, внезапно налетевший на безветренный могильный холм, вернул его в этот мир. Но не было ни могилы, ни вездесущего дьявола. Рядом с ним вполоборота стоял отец, его отец, непоколебимый гигант, в своей чёрной двубортной шинели и с развевающимся чёрным плащом, его старое, усталое лицо было полно боли и отвращения, ненависти и сожаления, которое было будто бы направлено и на Уми, и на самого себя.
⁃ Отец! - крикнул грешник, вставая с колен и протягивая руку к старику.
Но тот тут же исчезает, всего лишь призрак, мимолетное виденье давно ушедшего человека. Нынешний глава клана всегда забывал, что возвёл могилу для отца как он того бы сам и хотел, рядом с его любимой дочерью, рядом с его фарфоровой куклой, его любимым цветком.

Он был недостоин имени Мурамаса.

Он был недостоин имени Айнкаге.

Он был недостоин Смерти.

Он был худшим из живущих.

И он недостоин искупления...

Отредактировано Мэталл Умидан (31.07.20 05:48)