- Люди говорят, что среди Мурамаса в древности бытовала традиция. Когда кузнец наконец-то заканчивал своей меч – его нужно было закалить в крови невинного. Ощутив на острие вкус крови – клинок больше никогда не посмеет ослушаться своего владельца, если тот сам не решит поменять меч на орало. Вот только я не слышал ни об одном Мурамаса, что умер бы своей смертью. То было либо проклятие крови, либо проклятие стали. А в наши времена эти легенды кажется слишком тесно переплелись. – Умидан усмехнулся, держа руку на рукояти “Мурамаса”. – Впрочем, мои клинки более предпочитают кровь виновных, она напоминает им вкус своего хозяина. –

***За несколько часов до этого***

Этот день выдался слишком жарким, слишком долгим, слишком… Обыденным. А в последние месяцы его обыденностью всё больше и больше была дипломатия, политика и множественные разъезды по странам, в некоторые из которых возвращаться абсолютно не хотелось. Не то чтобы приём в Ивагакуре был слишком холоден, однако, пожалуй, пару моментов из этой поездки даже Умидан хотел бы позабыть. Особенно учитывая маршрут практически через половину континента, который приходилось проделывать по земле пересекая множество иных стран вместе с охраной, караваном и конечно же постоянными попутчиками в лице множества зевак, таких же страждущих путешественников и шпионов, что старались лишь изучать Мурамаса издали без желания умереть, нарушив его личное пространство, иногда граничащее с собственной аурой Айнкаге. Но всё же на обратном пути Умидан решил отделиться от своих товарищей, отдавая безопасность дипломатический миссии на их совесть, уж слишком его притягивало одно место. Страна Рисовых Полей. Не сказать, что Мэталл любил рис или поля, скорее в этом месте его привлекло нечто совсем неподходящее ему – когда они приближались к границе этого края, то практически оставались один на один с мольбами и предложениями прошлых их спутников свернуть и сделать крюк через Страну Огня, что никак не входило в планы Айнкаге. А потому проводив караван ровно до середины маршрута на обратном пути Мэталл поспешил спешиться и направиться изучать этот дивный край, что привлекал его своим спокойствием, тишиной и миролюбивостью видов полей, что раскинулись кажется на всю линию горизонта.
Слухами конечно же полнилась земля шинобитская о том почему этот край не любили простые люди и старались обходить так далеко и тем более через именно Страну Огня. А кроме досужих слухов обывателей Мэталл не раз слышал о практически открытой ненависти ниндзя Конохи к этой прекрасной стране, что любили подвыпив, а иногда и на абсолютно трезвую голову, порассказать кто и как сбежал из местных темниц, лабораторий или борделей. Кому что в голову придёт и никак иначе. Хотя, Умидан успел наслушаться рассказов о великих саннинах ещё в пору собственной молодости, единственные люди, что стоили чего-то по рассказам отца, кроме джинчурики и каге, и если о Цунаде и Джирайе ему приходилось слышать странные вещи, то Орочимару был единственным о ком Сэтору на своих лекциях высказывался слишком двояко. Земля, окружавшая Умидана же не казалась ему такой, ни из рассказов отца о могучей змее, ни из пасквилей Коноховцев о больном учёном, что окопался где-то здесь. От неё веяло силой разума, заботой о природных богатствах и отсутствием вечных наблюдателей со всех сторон, Мэталл конечно же мог ошибаться и представить будто местные шиноби просто вышли в своём искусстве шпионажа на уровень выше, но, сейчас ему было не до этого. Ему хотелось отдохнуть наконец-то, сойдя с пути и по возможности, не привлекая к себе внимания, а крестьяне с рисовых полей его узнавать и не должны.
Прогуливаясь таким образом мерно по тракту, что для Умидана, казалось бы, не имел ни начала, ни конца, никуда не ведущий и начинающийся нигде, Мэталл внезапно для себя наткнулся на здание. Было оно невысоким, нешироким и недлинным, будто бы абсолютно усреднённой деревянной коробкой, в которой после обнаружения такого идеала решили пропилить окна и вход, повесить табличку, да шторки – довольно интересное всё же было это место для забегаловки, забавное время, чтобы встретить её. Шумно выдохнув Мэталл решил, что остановка ему не повредит. К тому же, кажется, в последний раз по-человечески он ел ещё до своего экзамена и последующего изгнания.
В придорожную лапшичную, шелестя складками слишком уж длинного чёрного кимоно, небрежно наброшенного на плечи, вошёл мужчина, на вид которому явно уже перевалило за сорок, длинные пряди местами сплетались воедино чёрно-белыми волнами, хотя приглядевшись можно было лишь ужаснуться, осознавая, что никаких белых прядей нет, а то был лишь налёт перхоти, что настолько плотно местами въелась в ломкую шевелюру, кожа его была бледна настолько, что если бы он остановился, можно было бы счесть этого господина за искусно сделанную фарфоровую куклу, местами испорченную вандалами, так как когда рукава не скрывали этого – руки от запястья, кажется до самых плеч, были покрыты множеством татуировок более свойственным якудза и бандитам, нежели приличному человеку, сходящиеся на груди, что как и весь торс была открыта взору каждого, они переплетались с многочисленными шрамами, большую часть из которых опытный ирьёнин мог определить в смертельные и обычно именно по таким на поле брани определяли трупы – особенно выделялась группа шрамов вокруг сердца, небрежно закрытых кроваво-красным цветком очередной наколки. Пройдя довольно краткое расстояние от входа до стойки Мэталл приземлился со страшным хрустом в костях, практически оседая своей фигурой у стойки, будто впиваясь в неё, но затем всё же расправил плечи как мог, локтями опираясь о свой столик на ближайший обед он поднял голову в том направлении, откуда исходил чудесной запах горячей еды.
- Я… Кажется, помру сейчас с голоду, господин. – его голос отдавал хрипотой больше, чем какими-либо иными нотами. – Прошу вас, самую большую порцию рамена, что у вас есть. Только назовите цену. –
Встряхнув слегка гривой своих волос, которые все ещё опускались до самого пола, даже после того как Умидан присел, он открыл хозяину заведения взор на свои глаза – хотя, всего лишь на один, ведь шрам, проходящий через правую глазницу более напоминал собой до сих пор свежую открытую рану, которая кажется проходила сквозь всю голову, закрываемая лишь волосами, с другой стороны. Радужка же левого глаза лишь тускло отблёскивала остатками былых красок, вместо великолепной синевы изящного сапфира там была лишь серость и старость, и если бы можно было бы давать цветам имена, то это было – угасание. Тем не менее Айнкаге будто знал где находится его собеседник, почти не слыша его слов, потому как единственный незрячий глаз намертво впивался в ту точку где был хозяин заведения. Он хорошо услышал цифру и через какое-то время трясущимися руками смог достать горсть нужных монет высыпав её перед собой на стол. Мэталл давно не чувствовал себя настолько слабым после того как выпустил абсолютно всю сенчакру из тела перед входом, но в тоже время он никогда не чувствовал себя настолько живым. Он вновь начал дышать, чувствовать биение сердца и как струится кровь по телу его, а его температура была настоящей, а не подделкой каления стали. Жаль, что он не владел этим процессом до конца и всё же сенчакра также следовала к нему с окрестных земель, останавливаясь вокруг него, пока Уми мог сдерживать её прилив в собственное тело. Получив наконец-то свою еду и отблагодарив незримого хозяина словом и поклоном Айнкаге ощутил вкус на своём языке, то, чего, казалось бы, не было уже почти два десятка лет. В этот момент ему будто бы послышалось что кто-то в этот поздний час также вошёл в кафе посреди полян и холмов.
- Вкус еды всегда зависит от голода человека. – уже менее хрипя произнёс, не оборачиваясь, Уми нехотя отрываясь от еды. -   Даже гнилые помои могут показаться суть настоящей амброзией человеку, лишённому покоя и уюта на долгие годы. Но вкус человеческой крови ни с чем не спутаешь, верно? Как и голод по ней… -

Воздух наполнился дымом и кровью, правда где-то не здесь и не сейчас. Мэталл доедая то, что сейчас с лёгкостью он мог бы принять за истинную пищу богов, задумался о новоприбывшем, и, хотя его слепой глаз так и не разглядел бы вошедшую фигуру, даже встань он прямо перед ним, эту ауру и этот запах… Умидан не мог спутать их ни с чем. Запах крови, что смешается с дымом, запах битвы и адского пожара где-то вдалеке, запах капелек крови, что медленно стекают по клинку, такие ощущения не забываются, если ты когда-либо становишься способен разделять их, понимать и ощущать от других.  Запах истинного убийцы – то, как и должен пахнуть настоящий воин, истинный житель мира шиноби. Человек, который знает, что убийство некогда было лишь выбором, а сейчас потеряло и прошлое своё значение. Или же глупец, возомнивший, что познал всё это, на самом деле лишь одержимый своими глупыми догматами, что конечно же не имеют против себя сомнений. Более всех прочих именно Чигири но Сато в своё время было пропитано таким запахом – арена экзамена на чуунина, поместье Мурамаса-ичизоку, тянущиеся улицы и сточные канавы. Простые люди боялись этого запаха и чувства, даже не осознавая, что это на самом деле – будто бы лишь оказавшись рядом над ними верх брали инстинкты, кому-то они подсказывали бежать, несмотря ни на что, так далеко – как только можно, а другим смиренно пасть ниц, говоря, что подчинение лучшая альтернатива смерти. Члены клана кажется так давно перестали пользоваться подобными чувствами, после в высшей мере овладения кеккей генкаем, но почему-то сейчас Уми казалось, что даже если бы не намеренное ослабевание и возвращение человеческих чувств – он бы всё равно почуял этот запах, что невозможно забыть, потому что он был слишком силён. Доев свою порцию и дождавшись, пока хозяин начнёт выносить рис для внезапного вечернего гостя, Мэталл одним резким движением, слишком быстрым для этого дряхлого тела, аккуратно перехватил того за руку, впиваясь костлявой дланью слишком сильно, но недостаточно, чтобы тот взвыл от боли, удивлённый и напуганный старик хотел было уже что-то сказать, но на вынырнувшем из копны собственных волос лице Мэталла застыла слишком добрая улыбка, которая нарушилась лишь одни коротким движением – подведённым медленно к губам пальцем, что намекал на тишину.
- Не стоит утруждать себя, добрый господин. – холодный стальной шёпот прошёлся ветром по слуху трактирщика. – Я вам помогу. А вам стоило бы отдохнуть, ночь всё ближе и ближе, а они на нашем веку становятся лишь холоднее и холоднее. –
Чёрт его знает, что именно заставило бедного старика по ту сторону стойки всё же послушаться Умидана, но миска риса была отдана в самые ненадёжные руки в этом помещении. Правда Мэталл и вправду не собирался ничего с ним делать такого, чего бы не предназначалось миске риса, да и даже лишать молодого человека ужина он не собирался – люди говорили, будто бы ежедневный приём пищи был им важен, для некоторых даже слишком. Встав также с кряхтением и шорохом рассыпанного песка старости Айнкаге направился в сторону своего собеседника на этот вечер, как бы второму не хотелось бы избежать подобного факта, даже если это внезапно перерастёт в самую настоящую схватку – ему тогда уж точно не избежать этого диалога, но тогда, кто знает, какой из вариантов ещё был бы хуже? Мясные ноги еле держали его, предательски хрустели кости и ныли суставы, а тяжесть перевариваемой еды тянула всё тело вниз – пол предательски казался слишком мягким, настолько, что можно было бы прикорнуть прямо здесь и сейчас. Пару раз Мэталл даже был на грани того, чтобы споткнуться и опрокинуть несчастную миску в худшем случае на молодого человека, а в лучшем просто уронить на нужный стол, что собственно почти и случилось. Рис, все ещё оставшийся в миске, стоял перед прикрывшим глаза гостем, так что тот мог бы и не заметить, как в последнюю секунду словно небольшой вихрь старик пронёсся на место напротив него, так, будто бы он и сидел там всё это время. Воздух и правда пропах дымом и кровью, и если запах крови исходил лишь от молодого брюнета, то дымом пахло от старика.
- Твой меч выглядит как дерьмо. Да и сам ты не похож на того, кто способен понять собственную жажду. – прокряхтел Мэталл, доставая из складок кимоно пошарпанную трубку, которой на вид казалось было ещё больше, чем нынешнему владельцу. Наполнив её не слишком аккуратно табаком из кисета Уми тут же накрыл чашу рукой, немного погружая большой палец внутрь – приминая табак, впрочем, уже через пару секунд было понятно, что табак загорелся, а сам Айнкаге лишь потряс рукой, смахивая с неё лишние пепел и сажу. -, впрочем, какое тебе может быть дело до старика. Наверняка думаешь, что я очередной потративший свою жизнь глупец, которому только и осталось, что наставлять желторотых юнцов там, где сам не справился. Чему может научить проигравшийся, кроме как проигрывать? –
Выпустив облако дыма перед собой Мэталл тут же начал собирать вокруг себя сенчакру, позволяя ей начать возвращаться в тело, но пока так, чтобы визуально это было бы незаметно, начиная с ног, скрытых под столом. Если паренёк не был сенсором, то он даже ничего не заподозрит, а если и да… Что можно подумать о человеке, вокруг которого словно природный вихрь крутится природная чакра?
- Впрочем, даже если так. Я все ещё старик, которому нечего поделать, кроме как поучать слабаков и дохляков, что возомнили из себя слишком много. И не строй из себя иного, в твоих глазах читается жажда крови и мести, но знаешь ли ты, что ждёт тебя по ту сторону? Наплюй на то, как это произойдёт и зачем, а просто задайся вопросом – каких последствий ты ждёшь? Если вообще ждал до этого. Только не говори, что вся жизнь твоя сразу заблагоухает, женщины наконец-то полюбят тебя, а смысл жизни станет для тебя столь же чётким понятием, как твоё лицо в зеркале по утрам. – Айнкаге снова затянулся, вместе с воздухом позволяя сенчакре прокатиться по внутренним органам, вновь начиная их процесс деформации и перестроения для стального сендзюцу. – Когда-то я был таким же. Меня предал человек, который был для меня смыслом всей моей жизни. Он разрушил её, изничтожив меня и поставив на колени. Двадцать долгих лет я планировал свою месть и после того как я смог свершить её, низвергнув его в пучину забвения, я не почувствовал ничего. Я лишь до сих пор задаюсь вопросом, кем я мог бы стать, если бы всю свою жизнь не потратил ради одного мгновения погружения клинка в чужую плоть. –
Забавно, раньше ведь Уми совсем не задумывался об этом по-настоящему. Сколько он провёл в этом образе времени? Всего-то жалкие минуты, даже часов ещё не прошло, а он уже будто бы поменялся, чувствуя себя самым настоящим дряхлым стариком, который уже потратил свою жизнь на что-то иное, что-то неправильное и непонятное. Ком встал у горла, а внутри всё трясло от непонимания. Нет, это ведь был не настоящий Айнкаге. Он знал зачем он свершил свою месть – Сэтору был убит за то, что предал в первую очередь не Уми, а собственные идеалы, на которых должны были расти целые поколения. Он нарушил собственную стальную волю Айнкаге и больше не мог вести клан вперёд, его нужно было сменить или же сместить. И настоящему главе клана стоило лишь ненавидеть себя за то, что он не смог сотворить того самого акта мщения раньше, ведь мстил он не за себя, а за весь клан… Или это тоже было обманом? Где на самом деле лежал камень правды, в словах грустного старика, что отдал последние гроши за тарелку рамена и жалеет, что потратил свою единственную жизнь в пустоту или же в мыслях Айнкаге, который изменял целый мир своими решениями и готов был костьми стальными лечь за свою правду? Кто знает, возможно порицая жажду мести этого юнца он на самом деле просто пытался понять – а кто на самом деле прав? Себя судить хоть иногда и бывает легче простого, но порою осуждать проще иных и по ним же и определять истину.
- В любом случае ты слишком слаб. Слишком слаб даже для того, чтобы понять свою немощность. Будь ты достаточно силён – ты бы уже горевал о своих ошибках и о том, что совершил наконец то, ради чего набирался сил столько времени. Иногда так хорошо почувствовать себя слабым, а смотря на тебя я будто бы заражаюсь этим. Слабость медленно растекается по моим венам, и нет больше на мне никакой ответственности. –
Умидан грустно усмехнулся, выдыхая последний воздух из своих мёртвых лёгких, чтобы наконец подготовиться к обратному превращению в любую секунду. Чёрт его знает, что могло произойти ещё в этой лапшичной, но он слишком часто встречал вспыльчивых юнцов и девушек на своём пути, да и сам когда-то был таким же. А в этой дряхлой форме он конечно мог дать мальцу огромную фору, но зачем сдерживаться, когда нужно преподать кому-то урок?