— Кто? – раз за разом прибавляя к списку погибших имена тех, кого она посылала на миссии, Мей лишь утверждалась в мысли, что убить свою совесть она никогда не сможет.
       С принятием титула Каге жизнь Теруми вообще в корне изменилась. Личные заботы, нужды, мечты – всё в одночасье кануло в небытие, когда осознанно она ступила на эту стезю, поставив во главу угла своих мыслей и чаяний решение военных, политических и экономических вопросов, связанных с восстановлением какурезато страны. Когда-то смела только надеяться, теперь – делала всё для того, чтобы однажды её мечты воплотились в реальность и Киригакуре зажило новой, не окрашенной багряными красками, жизнью.
       Родину не выбирают, а в этой стране – естественный отбор и истребление собственного народа буквально культивировались со дня окончания Эпохи Воюющих кланов и образования какурезато, но особенно, последние несколько лет, когда вместе с туманом архипелаг накрыло и геноцидом. Пока в других странах генины с радостью шли на экзамен, рассчитывая выиграть театральный бой, в Киригакуре – детей, тех, чьи семьи не имели чести прятаться под эгидой регалий древних кланов, загоняли на скотобойню. Так повелось со времён основания деревни, выбора не оставляли – "Убей! Или убьют тебя". А жить хотелось. Жить, чтобы стать сильнее и однажды противопоставить себя прогнившей системе. Но оказаться перед страшным выбором и стать убийцей человека, с которым разделяла веру в то, что однажды настанет другая жизнь, мечтала бороться с закостенелыми устоями бок о бок – к этому маленькая Теруми не была готова. Бывало, отвешивала ему затрещины за списывание, зудела и в шутку угрожала прибить, когда праздно лежал под деревом и жевал травинку вместо того, чтобы оттачивать новую технику – так хотелось, чтобы именно он стал самым сильным и умным, Новым Мизукаге, а он – продолжал дуть ей на разбитые костяшки кулаков и коленки, и по-детски робко приглаживать после тренировок её непослушные каштановые локоны, торчащие во все стороны, словно лапы маленькой ели; смешил в трудный час и делился куском хлеба за обнищалостью таких сирот, как они. Теруми была младшей в том выпуске, даром что из семьи геномных, и хоть отец её был главой группы ёдзимбо прежнего лорда, а мать – элитным джонином, за ранней смертью обоих осталась сиротой. Других родственников у неё не было, как и некому было вступиться за неё, когда оставшееся от родителей имущество на долгие годы было передано в распоряжение не бог весть кого – только став Мизукаге, она вновь переступит порог родительской усадьбы, – а кастовая система страны диктовала свои правила. Под её, без разбору молотившие мясо и кости жернова и попала Теруми, но была слишком мала и неопытна, чтобы предусмотрительно подумать и о том, что жребий на экзамене может стать роковым. "Как же быть? Как?!", – задумавшись лишь на мгновение, она опасно замешкалась. Показалось ли только ей или генин... принял решение за них обоих? Тогда ей было девять, но она навсегда запомнила разъедающий лёгкие запах Его горящей плоти, смешавшийся с привкусом железа во рту: Так пахла Победа на Чунин Шикен в "Чигири" но Сато. Эта её, сиюсекундная слабость оставила первую, бесконечно саднящую засечку на сердце Теруми. Укрывшись от посторонних взглядов под старым мостом, Мей выла не от радости, что осталась жива или вырвала-таки у судьбы своё новое звание, но от осознания своего полного бессилия что-либо изменить в этом мире, в этой стране, в этой деревне.
       Теперь же, оставалось только раз за разом прижигать оправданной необходимостью, выданной Мей в качестве лекарства от переживаний вместе со шляпой Каге, свои невидимые раны до тех пор, пока с годами сердце не превратится в один сплошной, время от времени тянущий нудной болью, рубец. Возможно, ей действительно не хватало той хвалёной чёрствости и безжалостности, чтобы железной рукой окончательно сдавить горло тех кланов, которые всё ещё уповали на возвращение Старого порядка, а иные и вовсе – с завидной регулярностью пытались его водрузить на костях своих же родственников и товарищей. Возможно, и Дайме с готовностью выбрал бы другую кандидатуру на пост главы какурезато. Однако ж когда настало время поднимать страну из руин и пепла, никого из этих Героев, сильных и опытных, умных и амбициозных мужчин, в деревне не оказалось. Погибли. Удрали. Засели по норам. Осталась только она, не уверенная в том, что сможет, но готовая бороться до самого конца, да одряхлевший Генджи, за последние двадцать лет почти сросшийся со своей клюкой, в неё же всякий раз и упиравшийся лбом на Советах, от чего и Теруми, и её телохранителям или иным, присутствующим в главном кабинете какурезато, казалось, что Старейшина вот-вот уснёт вечным сном. Ещё был Ао – верный и надёжный, не сломавшийся под гнётом событий и не сбежавший, и парнишка, Чоджуро, которому всучили легендарный Хирамекарей только потому, что кроме него, других мастеров кендзюцу рядом не оказалось. А ещё – были люди. Те самые жители военного поселения, которые больше не хотели слышать плачь изголодавшихся детей, до остервенения вырывающих друг у друга подобранную и размокшую в весенней дорожной жиже краюху хлеба, не желали слышать вымораживающий душу вой матерей и смотреть, как иные из них с ужасающей педантичностью заворачивают в грязную мешковину вместо белого савана останки своих сыновей и дочерей, отказывались изо дня в день быть свидетелями предсмертной агонии мужей и жён, братьев и сестёр, друзей.
       Мей отчётливо осознавала, что в стране до сих пор есть куда более сильные, чем она, воины, как и за её пределами – те птенцы "Кровавого" Тумана, что с годами превратились в драконов, но покуда те собирали войска и мусолили свои идеологии, людей на острове нужно было чем-то кормить, а брошенные гордыми сынами Отчизны  руины – как-то защищать от посягательств чужестранных ниндзя.
— Капитан Савада. Тяжело ранен. Доставлен в госпиталь.
— Вот как, – почти шёпотом произносит женщина, но в этот раз не отводит взгляд в сторону: поправка, внесённая чуть позже фамилии, хоть и не сильно прибавляет оптимизма Пятой, но барабанная дробь в сердце заметно стихает – жив, а значит, надежда есть. – Не спускайте глаз с Касуми, и во что бы то ни стало – уберите ниндзя Конохи из зоны конфликта, – лишние свидетели внутренних разногласий в Мидзу но Куни были ни к чему, но было бы ещё хуже, если бы они попали под раздачу Мурамаса – Мей это отлично понимала, отдавая, последний на сегодня, приказ безликому Тумана.
— Хай, Мизукаге-сама! – глухо рыкнул в маску ойнин, сопроводив сказанное кратким заверительным кивком. Разворот, прыжок, другой, третий в сторону леса, и через несколько секунд за гущей тумана уже невозможно различить ни пшенично-золотистую шевелюру Котаро, ни серый защитный жилет на нём.

       Ночь прогоняла вечер, бросив на небо горсть ярких звёзд, деревья опрокинули тёмные тени на землю, мертвенно-бледный лик ночного светила застыл на пепельно-синем полотне, ещё разорванном на западе багряными всполохами  – всё это могли увидеть только птицы, парившие высоко-высоко над плотной завесой тумана.
       До старой усадьбы, пережившей две мировых войны шиноби, эпоху "Кровавого" Тумана и правление трёх Мизукаге, сохранившей на каркасе тяжёлых раздвижных сёдзи следы гражданской войны, оставалось совсем близко. Только теперь Верховная Тень страны позволила себе смазать военную выправку: неподъёмный невидимый груз вины за жизни тех, кто погибнет уже сегодня, гнул плечи. Может, она и впрямь слишком долго жила прошлым, воздвигнув в своём сердце вечно кровоточащий обелиск мужеству мальчишки, пожертвовавшего своей жизнью... ради неё? Ао всё чаще и чаще напоминал ей, что пора бы задуматься и о личной жизни, но Теруми, как одержимый трудом муравей, отринув всё личное, по крупицам, как могла, усердно собирала тот Мир, о котором мечтал Он. Может, зря она согласилась с Генджи и остальными и всё-таки стоило вступить в переговоры с Мурамаса? Подёргать тигра за усы, а после всех унижений, через которые он её протащит непременно, да по центральной улице какурезато – преподнести Киригакуре на блюде, как торт, увенчанный вместо вишенки шляпой Каге?
"Чёрта с два!", – остановившись так резко, будто наткнулась на каменную стену, Теруми, как и тогда, осознавая своё бессилие перед могуществом клана Мурамаса, сжала кулаки, до одурения впилась ногтями в ладони, но боли не чувствовала. Все её мысли были посвящены сейчас только палачу спокойствия её, старика Генджи, охраны побережья вдоль северной акватории, поднятого на уши дивизиона шиноби, а может статься снова – и всей деревни.
       Мурамаса Сэтору. Лицо этого человека Теруми помнила очень отчётливо, вплоть до рисунка на радужках его глаз – слишком низко он тогда изволил склониться к её столу, чтобы выдыхать Пятой в самое лицо свои претензии к деревне и к ней лично. Как и не могла забыть о своей, попранной им около трёх лет назад, гордости. Гордости женщины, гордости Мизукаге. Он, чьи предки, родственники и соратники десятилетиями создавали, холили и лелеяли это мракобесие под названием "Чигири но Сато", требовал от неё, от геномной... извинений? В тот день ей нечего было ему противопоставить: деревня была слишком слаба, людей слишком мало, напоминать о том, что и она, и другие прошли через те же невзгоды – бесполезно. Как действующий Глава какурезато она нашла в себе силы, чтобы принести Айнкаге извинения за чужие грехи, однако, клан Бута это не спасло. Никто бы в деревне не возразил, Бута были ещё теми крысятами – вымоли они тогда прощение у Мурамаса, по первому же щелчку его пальцев разорвали бы на куски и её, и всех, кто был предан Пятой, – но все три года, вплоть до сегодняшнего дня Мей не забывала не о плевке в душу и унижении лично её, но о том, что в тот день не смогла защитить своих людей.
       Сегодня Киригакуре было намного сильнее, чем тогда: чунины стали джонинами, многие из беженцев вернулись, защита деревни – надёжнее, а она – немного мудрее. Но ведь и Мурамаса где-то отсиживались все эти годы, стягивали силы, откармливали своих гончих – Теруми была уверена, что именно так оно и есть. Только на один вопрос она никак не могла найти ответ – почему они начали "щупать" побережье, а не вторглись сразу в Киригакуре?
— Только не в этот раз, Мурамаса Сэтору, – цедит она сквозь зубы, задирая голову вверх, к сине-стальному небу, будто и впрямь рассчитывает на то, что он её услышит. – Ты получишь Киригакуре только через мой труп! – непокорность протискивается сквозь гортань выкриком в полный голос, и Мей кажется, будто её... услышали?..

Отредактировано Ринго Амеюри (23.07.18 23:03)

Вздрагивает, застигнутая врасплох неожиданно громким эхом, отразившимся от предметов вокруг, рефлекторно наспех прикрывая рот ладонью.   "Чёрт, с этими Мурамаса нервы совсем сдают". Украдкой, будто ночной вор, оглядывается по сторонам – было бы неловко, если бы кто-то стал невольным свидетелем сиюсекундного отчаяния Главнокомандующего Мидзу но Куни, Мей торопится к усадьбе, как вдруг.
       Ребёнок, маленькая девочка, буквально выкатившаяся, как перекати-поле на песчаных полосках у моря, под ноги Теруми. Было ещё не так поздно, да и в деревне последние пару лет – совсем спокойно, чтобы Мей настиг вопрос "что делает в такое время на улице и совсем одна такая малышка?", нет – намётанный глаз Пятой мигом фокусирует её мысли на внешнем облике ребёнка, вырывая из архива памяти апогей Эпохи "безумия" Ягуры. Запуганная, как дикий зверь, мяса на костях – ровно столько, чтобы оставались силы перетаскивать своё тщедушное тело, замотанная в истасканные лохмотья, и волосы – за долгими месяцами не знавшие мыла и расчёски, свалявшиеся в комки, как у бродячей собаки. Именно такими Мей помнила сирот тех лет.  "Откуда?.. Откуда в деревне Такой ребёнок?", – Мей откровенно ошеломлена, но с готовностью опускается на одно колено и прижимает к себе малышку, чтобы успокоить, а после – узнать подробнее, где именно на её мать напал хищник. Сколько шёл этот ребёнок? Что за остров, о котором она говорит? Кусочек суши на одном из озёр, которых на островах, принадлежащих Мидзу но Куни, было немало, но на каком именно? Не про соседние же острова идёт речь: до ближайшего из них на рыбацкой лодке, да с хорошим гребцом  плыть около часа, не говоря уже о том, что от западного побережья, ближайшего же, до какурезато такому маленькому и слабому ребёнку пришлось бы, даже не идти – бежать несколько часов. Поток вопросов пронёсся в голове у Теруми, но ясно было одно – скорее всего, женщину вряд ли удастся спасти. Попробовать непременно стоит, но для начала было бы неплохо узнать более точные ориентиры. И это от перепуганной, паникующей малышки.
— Тихо, тихо, милая, – ласково шепчет она сквозь всклоченные волосы в ухо ребёнку, почти касается губами неряшливых колтунов, легонько ободряюще похлопывая по худенькой спинке, – успокойся, покажи, откуда ты пришла?
       Но что-то не так. Сигнальный рёв интуиции подталкивает Теруми к тому, чтобы ещё раз удостовериться – ей не показалось, и она неслышно втягивает носом воздух. Запах. Точнее, полное отсутствие тяжёлого запаха, в другой раз непременно исходившего бы от человека в таком состоянии, в котором была девочка. Тело постепенно сковывает холодом недоверия – неужели обман? Теруми слегка стискивает хрупкие плечики девчушки, ровно настолько, чтобы немного отстранить её от себя и заглянуть в лицо. Полные слёз глаза, вполне искренний взгляд, но Мей уже не может расслабиться: побережье атаковано Мурамаса ичизоку, откуда ни возьмись, появляется вот такой странный ребёнок, а ведь разведпатрули регулярно прочёсывали остров после событий трёхлетней давности, не говоря уже о том, что крупные хищники на небольших островах архипелага встречались крайне редко. Эпилогом всех размышлений запоздало возникает вопрос вечера – "Стоп! А как ей вообще удалось пройти через все посты, если она не из деревни?". Не было сомнений: входи ребёнок в военное поселение, её бы тот час же остановили и доставили, по меньшей мере, в госпиталь, далее – действовали бы по обстановке, но уж точно не стали бы беспокоить Тень Воды в такой-то час из-за подобного случая. Да и времена были не те, что раньше: мало-мальски сердобольная тётушка всегда найдётся, чтобы всплеснуть руками и озаботиться слезами такой-то потрёпанной дитяти. Шиноби и куноичи, те, что постарше, всё ещё было достаточно на улице: у кого-то служба, у других – роман. А между тем девочке удалось пройти достаточно много и – Теруми вдруг не смогла не отметить эту деталь – настораживающе целенаправленно. "А если она попала в деревню не через главный вход? Значит, периметр ослаблен? Кто-то помог ей? Кто и зачем?"
       Наблюдательность и проницательность, артистизм и обаяние в большинстве случаев позволяли Теруми не только  безошибочно прогнозировать развитие событий, но умело управлять своими эмоциями и провоцировать нужную ей реакцию у других. Наследственное ли это было или приобретённое с годами, но она искусно скрывала от принимающих взглядов свои истинные чувства и эмоции: гнев – за очаровательной улыбкой, смущение – за осуждающим взглядом, распирающее её любопытство – за сугубо деловым выражением лица. Даже тем, кто знал её много лет, трудно было понять, о чём именно думает Мизукаге на самом деле. Она могла обворожительно улыбнуться и выдать что-нибудь откровенное, похожее на комплимент и не совсем уместное в условиях боя. Но, только для того, чтобы усыпить бдительность врага, а уже в следующую секунду – сложить печати и, смешивая доступные ей сейшитсухенка, молниеносно и беспощадно атаковать раз разом, не испытывая при этом ни капли той жалости, о которой она упоминала секунды назад. Не даром же она была Тенью Воды: даже в разговоре меняла свою тактику столь же непринуждённо, сколь легко вешние ручьи, наткнувшись на преграду, находили малейшие трещинки в земле, чтобы сменить направление всего потока.
— Не плачь, идём скорей, – точным и изящным движением Мизукаге смахивает указательным пальцем крупную слезинку с нежной щеки, а во взгляде мольба "не плачь, не плачь, пожалуйста" и сострадание – детские слёзы, кажется, ранят её до глубины души, а губы сжимаются в тонкую линию – заведомо признаёт себя виновной в лживости обещаний, которые даст малышке: тот, чью руку сейчас тянет Мей, увлекая за собой, ничего не должен заподозрить.

       Туман над деревней завсегда нависал почти непроницаемым щитом, но с каждым закатом, впитав тёмные краски неба и серебро луны, постепенно становился сиренево-перламутровым. Странствующий ветер заглянул к ночи в долину, окружённую холмами, горными плато и скальными исполинами, и теперь отрывал клочки клубившейся мантии: какие-то ронял, иные – уносил на память с резкими порывами. Киригакуре с наступлением ночи всё больше и больше напоминала иллюзию, нереальный мир размытых образов, возникавших будто из ниоткуда и так же таинственно исчезавших.
— А как зовут твою маму? Из какой вы деревни? Или вы живёте в лесу? Или в горах, у моря?.. – проходя по мосту через небольшую речку, пересекающую какурезато, Теруми задаёт попутчице уточняющие вопросы – у девочки, кем бы она ни была, не должно возникнуть сомнений в том, что женщина искренне пытается помочь ей.
       Она и помогает, провожая ребёнка туда, где можно будет организовать поисковую миссию, однако, совсем уже не уверена, стоит ли. За время разговора у Мизукаге возникло три предположения относительно девочки: либо она была беспризорной сиротой, страдающей психическим расстройством, вызванным смертью матери, либо её вынудили сыграть эту роль, взяв её мать в заложники, либо это... очень хорошо подготовленный ниндзя? Чей? Впервые Мей ощущает нехватку под боком вечно зудящего Ао, его бьякуган сейчас был бы весьма кстати. Но и без своего ёдзимбо Мей ведь как-то обходилась целых двадцать восемь лет.
— Комбанва, Рэйджи-сан, Кагехиса, – с рождения привыкшие жить под защитой плотной завесы, кирийцы чувствовали себя в тумане так же комфортно, как рыбы в воде – Теруми не исключение, а потому из прохожих очень скоро вычленяет взглядом подходящих ей людей, как раз тогда, когда до выхода из деревни остаются считанные метры.
— Мей-сама-а-а, – с готовностью сокращая расстояние до женщины, мужчина расплывается в неуместно масляной улыбке, чем тут же заслуживает от Мизукаге предупредительный встречный прищур хищника, готового к нападению и, задержавшись взглядом на ребёнке, заговорщицки добавляет: – Судя по всему, у Вас вечер и впрямь славный. Да и днём, как я слышал, не скучали.
       От представителя клана Касуми Мей удостаивается чести получить только ответный кивок, однако, глубокий, что означает – он в полном её распоряжении.
       Касуми Рэйджи, один из сильнейших обладателей додзюцу клана, даром что один из лучших пользователей суйтон-и-футон-ниндзюцу в деревне, токубецу джонин в составе команды пыток и допросов, суровый и вечно мрачный брюнет, который по возрасту приближался к сорока, а вот Теруми, лет десять-пятнадцать назад – предпочитала не приближаться к нему вовсе и обходить на расстоянии двух тё. Теперь её навыки и статус заставляли Рэйджи засунуть свои амбиции куда подальше, по крайней мере, до тех пор, пока глава Касуми ичизоку не скомандует "фас!". Это был один из тех кланов, надёжность которого можно было считать условной, а верность Пятой – взаимовыгодной необходимостью. Нередко возвращаясь мыслями к Ягуре-сама и информации о том, что Йондайме управлял обладатель шарингана, Мей прямо-таки удивлялась, как это клан Касуми не додумался до подобного раньше какого-то там Учиха. Язвила, про себя, но Каратачи – всякий раз оплакивала искренне, зажигая ароматические палочки в храме и каждую годовщину его смерти возлагая на могилу покойного Мизукаге букет кроваво-красных ликорисов. Теперь она заняла место Ягуры, а Касуми ичизоку – были не менее непредсказуемыми и яростными, чем клан Кагуя. С ними всегда стоило держать ухо востро.
       Аноцу Кагехиса был куда проще, но это только с виду. Он мог очаровательно улыбаться и запросто отпускать фривольные шуточки, но в свои двадцать шесть – был одним из самых опытных бойцов разведдивизии. Прирождённый убийца и диверсант, обескураживающе – будто завсегда был готов услужливо препроводить очередного мученика в пекло Джигоку  – улыбающийся Ангел Смерти, его ярко-красные, взъерошенные волосы вечно алели кровавым пятном сквозь туманную дымку. По ним и узнала.
— Кагехиса, – Мизукаге сахарно улыбается, но украдкой указывает взглядом на девочку, мол, "не теряй бдительность", – тебе ведь сегодня тоже, возможно, не придётся скучать – хищник может оказаться очень большим. Эта девочка говорит, что к западу от какурезато на её мать напал медведь. Немедленно сформируйте команду и обязательно включите в её состав хорошего медика. А Вы, Рэйджи-сан, проводите девочку в госпиталь – у меня ещё кое-какие дела остались незавершёнными, а тут такой случай. Ах, да, если понадобится. Уделите. Ей. Ваше. Особое. Внимание, – чеканит она последние слова и, отпуская руку девочки, обращается к ней: – Не переживай, милая, Рэйджи-сан очень добрый, а дядя Кагехиса непременно найдёт твою маму и убьёт плохого медведя.

       Было чуть за полночь, но свет старого светильника акари до сих пор вырывал из темноты просторной комнаты силуэт Годайме Мизукаге, сидевшей в сэйдза почти неподвижно с тех самых пор, как в сопровождении двух ниндзя из отдела по тактике и убийствам – они же и остались дежурить до рассвета – она вернулась в свою усадьбу. Встречу с главой отдела внутренней безопасности какурезато не стоило откладывать до утра: вопросы по усилению охраны периметра решились по горячим следам.
       Усталость давила на плечи, но тёплый душ и мягкий хлопок домашнего кимоно не принесли расслабления, как и   заснуть Теруми не смогла. Её мысли всецело были поглощены событиями, которые происходили сейчас на побережье, и девочкой – так хотелось, чтобы слова её оказались правдой, хотя бы наполовину, и человеком, которого когда-то давно Мей едва ли не боготворила, теперь – испытывала лишь разочарование. Его неутолимая жажда мести и власти, его неспособность прощать и искать компромиссы раз за разом приводили к гибели десятков и сотен кирийцев: страна снова купалась в крови.
_______________
2 тё = 218 м

Отредактировано Ринго Амеюри (23.07.18 23:03)