Говорят, что правда похожа на лезвие, заточенное до невообразимой остроты. И оно имеет особенность наносить глубокие раны даже если просто взглянуть на него. Саске в полной мере прочувствовал, насколько остро это фантомное лезвие и какие болезненные порезы оно оставляет. Оно влечет за собой кровоточащие рубцы, которые приносят нестерпимые страдания, похожие на отчаянные беззвучные крики, которые никому не суждено услышать.
И принимая столь желанные ответы, брюнет чувствовал, как каждое слово с хирургической точностью надрезает не только его и без того настрадавшуюся душу, но и мысли, вкладывая новые образы, что мечутся в голове, пытаясь собраться в единую, невиданную ранее картину, но лишь разрушают устоявшееся за столько лет представление о клане и старшем брате. Он вновь ощущал себя беззащитным ребенком, без зазрения совести брошенным на середину бездонного озера, которого обрекли лишь плескаться в ледяной смоле в недоумении, и непонимании, в какую сторону теперь плыть и зачем. В этом оставленном всеми полуразрушенном доме звучала правда, для принятия которой нужна сила, коей Учиха не обладал. А осознание, что дальше придется с этими знаниями жить, все только омрачало…
Из горнила ненависти по-прежнему полыхал гнев, но теперь мститель не знал, куда его направить. Кого придать ему… Из всех сторон, так или иначе сыгравших роль в гибели клана Учиха, в живых осталось только две — Итачи и Данзо. И если второй был для Саске абсолютным злом, которое не имело право оставаться в живых после содеянного, то с первым все было гораздо сложнее… Конечно, был еще Мадара, но тот лишь сыграл роль оружия, которое Данзо, вероятно сам того не ведая, использовал через Итачи. Кроме того, теперь уже и не совсем было ясно, существует ли он наяву или только в прозвучавшей ранее лжи… Как бы то ни было, это пока не столь важно. Важнее было понять, кого теперь брюнет видит в старшем брате: все того же монстра, кланоубийцу, который своими деяниями превратил его жизнь в бесконечный кошмар, или такого же мученика, который кровью сородичей выложил дорогу к миру внутри Конохи и пожертвовал своим будущим.
В рассказе Итачи клан Учиха несомненно выглядел виноватой стороной, играя роль серьезной угрозы для множества жизней. Но не бывает дыма без огня, как не бывает крови без раны… Именно деревня, ее верхушка в лице Третьего, Данзо и остальных старейшин, по мнению Саске, из-за своих глупых предубеждений привела ситуацию к тому, что случилось в ту ночь и что могло произойти после нее, если бы не Итачи. Эта мысль заставляла отчаяние впиваться в разум, переполняя его безудержным гневом. Вызывала приступ ярости и бешенства такой силы, что Учиха был готов прямо сейчас отправиться в Коноху, чтобы голыми руками убить Данзо, старейшин и всех кто встанет на пути. Утопить в крови не только их, но и всех кто так или иначе связан с ними родственными узами… Стереть из этой реальности их кланы в отместку.
Мысли и желание пролить кровь стерли с лица прежнюю иллюзорную невозмутимость, с какой Саске все это время смотрел старшему брату в глаза, и вытолкнули наружу яркий гнев. Он продолжал смотреть в алые, хмуро сведя брови к переносице и разомкнув губы в оскале, приготовившись возразить каждому прозвучавшему слову, что было не в пользу клана. Однако в ту же секунду узор шарингана Итачи изменился и реальность вновь отступила, позволив иллюзии взять верх. Только лишь издав тихий удивленный звук, брюнет осмотрелся вокруг и взгляд его стал значительно мягче, с застывшей печалью от осознания того, что теперь его окружает спальня родителей.
Он медленно обернулся и неуверенно сделал шаг в сторону отца, матери и старшего брата, смотря на них через полуопущенные веки. Все эти годы эта картина непрерывно преследовала его в воспоминаниях и кошмарах, прокручивалась в голове бесчисленное количество раз. И всегда он внимательно смотрел на этот лоскут прошлой жизни, подпитывая себя желанной ненавистью. Но сейчас ему хотелось отвести глаза. После слов Итачи этот пережитый фрагмент приобрел новый смысл… Смотря на родителей уже потемневшими от скорби глазами, Саске обошел их и остановился в стороне. Лица отца и матери не выражали совершенно ничего — ни страха, ни сожаления... Они были готовы к своей участи. А лицо Итачи брюнет разглядеть на смог из-за обволакивающего его беспроглядного мрака. Осмотрев брата все с той же горечью в глазах, он только смог заметить, что тому под ноги одна за другой срываются горькие слезы. Звучит обещание и он жмурит глаза, повернув голову в противоположную сторону, ожидая, что сейчас прольется кровь. Но вместо этого вновь зашумел ветер — иллюзия утратила свою силу...
Он так и остался стоять на месте, чуть приспустив голову вниз, поглощая каждое слово толкования Итачи.
«Данзо...» — кулаки под нависающими белоснежными рукавами рубашки сжались до боли, вонзая ногти в ладони. Итачи до сих пор так и не дал прямой ответ, от кого он услышал тот роковой приказ. Но мститель в нем уже и не нуждался, подметив, что его брат весь рассказ пытается приуменьшить роль Данзо в гибели их клана, а значит все было совсем наоборот. Было заметно, что он совсем не хотел, чтобы Саске направил свою месть в сторону Конохи. Когда речь заходила о клане и деревне, он чувствовал попытки Итачи уравновесить вину между обеими сторонами конфликта.
Вновь гнев красной пеленой принялся застилать глаза, но когда Итачи перешел к самой важной части толкования, эта пелена внезапно рассеялась. Брюнет поднял взгляд и озадаченно уставился в пустоту перед собой, но оборачиваться на голос не стал.
Горечь еще сильнее стянула его душу. Все, что Итачи когда-то любил и во что верил, было уничтожено. Он любил и чтил свою семью, любил друзей… любил жизнь. В отличие от своего младшего брата, он умел видеть красоту этого мира. Саске видел это в своих детских воспоминаниях и, как оказалось, все это было… Но все это было уничтожено, все это стало мертво. И Итачи был готов уподобиться этому, отдав жизнь уже не во благо деревни, но во благо собственного младшего брата. Как он и сказал ранее, он думал, что Итачи тот, кого он обязан был ненавидеть и в конечном счете убить, но реальность такова, что он был тем, кого брюнет просто должен был любить. Бессердечный убийца и вечный враг оказался любящим старшим братом, который все это время дорожил им и все грехи клана пытался перетянуть на себя. Этот порез был самым глубоким и самым болезненным…
Даже когда Итачи замолчал, Саске не спешил что-то говорить или хотя бы обернуться к нему лицом. Сомкнув веки, он смотрел в прошлое. Уважение, любовь и почитание, которое он в те времена испытывал к старшему брату, вновь просыпалось где-то глубоко внутри. Маленьким, но в то же время ярким огоньком оно горело среди черноты. Подобно ястребу среди черных змей оно вело бой за право воссуществовать, отказываясь быть уничтоженным ненавистью.
Молчание затянулось на несколько долгих и тяжелых минут. В какой-то момент Учиха чуть скользнул ногой в сторону, намереваясь развернуться, но снова замер. Его ладонь легла на рукоять Кусанаги и лезвие медленно, с тихим скрежетом выползло из ножен. Он наконец обернулся и, глядя Итачи в глаза, с размаху вонзил чокуто в деревянный пол, а затем неспешно сделал пару шагов вперед, оставив его за спиной. Три томоэ тем временем прокрутились в алых и исчезли в черном цвете апатичных глаз. Этими действиями он хотел донести до Итачи, что драться с ним более не намерен, а шаринган более ни к чему, потому что он верит его словам и полностью доверяет.
— Ты сказал, что мангекье шаринган заставляет слепнуть. Показывая свои воспоминания, ты слишком долго использовал его, растрачивая чакру. Сейчас ты, должно быть, достаточно ослаб. Но я не стану убивать тебя, Итачи. Все эти годы я делал как ты и хотел. Я ненавидел тебя, я погрузился во тьму ради одной лишь цели. Одно время я думал, что смогу найти свое место в Конохе, но это было глупыми грезами. Ни Наруто, ни Сакура никогда не смогут понять моих чувств. У них нет права направлять меня. Только благодаря Орочимару я понял, кем я являюсь и что должен делать… Но это не было союзом, я использовал его, чтобы догнать тебя. А теперь все это уже неважно. — в его глазах жило спокойствие. Он говорит свойственным для себя грубым тоном, но глаза его совершенно спокойны, не мертвы, не равнодушны, а именно спокойны и безмятежны. — В ту ночь, когда ты оставил меня лежать на земле, я видел твои слезы. Я думал, что мне показалось, что эту часть я выдумал, будучи ребенком. Но все это и правда было… Теперь я вижу, Итачи… Все, что ты рассказал мне, ничего не меняет — кровь отца, матери и всего клана на твоих руках. И ты останешься жить с этим до конца своих дней. Ты не заслуживаешь моей мести. Что до Конохи… Что ты будешь делать, если я решу уничтожить деревню? Как ты намерен поступить, если я захочу убить Данзо, старейшин и всех кто с ними связан? Останешься ли ты в стороне и будешь наблюдать как Коноха по моей прихоти тонет в крови или вмешаешься и убьешь меня? — он медленно развел руки в стороны, — Если я до сих пор твой любимый младший брат, сможешь ли ты убить меня ради деревни, Итачи?
Брюнет пристально смотрел в глаза Итачи. Он и правда хотел знать, что он выберет: деревню или собственного брата.
— Ты сказал… что никто не виноват в том, что произошло. Но нашего клана больше нет, а тебя заклеймили преступником. Те, кто предали тебя, заставив от всего отказаться, ничего не потеряли. А остальные живут без забот и знать не знают, кому обязаны своей жизнью.
Нахмуренные брови все же задрожали от просочившейся злобы, а тон стал значительно выше.
— Так что же я по твоему должен делать, Итачи? Вернуться в Коноху и продолжить играть в ниндзя? Рисковать жизнью ради деревни, во главе которой сидят люди, что не считаются ни с тобой, ни с нашим кланом?!
Саске в самом деле теперь не знал, что ему делать. Возвращаться к Орочимару не было никакого смысла, а цель всей его жизни оказалась ложью и испарилась, оставив его одного во тьме, без пути. Он всем сердцем желал смерти старейшинам Конохи, и Данзо в первую очередь, но и в то же время понимал, что в самом деле в случившемся не виноват никто. Брюнет просто отказывался это принимать, оставаясь под влиянием разных чувств и эмоций, что подталкивали мстить.
Отредактировано Учиха Саске (06.11.21 18:16)
